— Крупная группировка противника движется по нашим тылам с левого фланга, от соседа, — сообщил генерал Котов. — Она уже овладела Фрейдорфом и продолжает наступать в направлении на Раздельную.
Григорий Петрович был явно встревожен. Эта тревога передалась и мне.
— Что за группировка? Какова ее численность? Пехота или танки?
— Пока точно сказать не могу, — ответил генерал. — Принимаю меры к ее ликвидации, но сил у меня в обрез: Шапкин ведет бой в районе Страссбурга, а Дрейер во втором эшелоне — в районе Понятовки. Я говорю с командного пункта Дрейера.
Неожиданный выход немцев на наши тылы, да еще неизвестно какими силами — это прямо острый нож в спину. Хотя мы знали, что 32-й стрелковый корпус 46-й армии километров на двадцать пять — тридцать отстал от нас, застрял где-то восточнее Раздельной и левый фланг оказался у нас оголенным, никто не допускал даже мысли, что измотанные, наполовину разбитые вражеские части решатся предпринять [100] контрманевр — прорваться с фланга (см. схему 3). Надо немедленно докладывать командующему!
Михаил Николаевич только прилег отдохнуть. Но когда я вошел, быстро встал, задал свой обычный вопрос:
— Что нового?
Я коротко доложил о сообщении командира 6-го корпуса.
— Вот это сюрприз, — озабоченно произнес командарм, сразу же приказал связисту вызвать к телефону генерала Котова, переговорил с ним, потом, обращаясь ко мне, сказал: — Я поеду к Дрейеру. Захвачу с собой офицера оперативного отдела. На месте будет виднее, что делать.
Минут через двадцать после отъезда командующего опять позвонил генерал Котов, сообщил некоторые подробности о прорвавшейся вражеской группировке, затем, не скрывая возмущения, добавил:
— Подводит нас сосед, черт бы его побрал. На его глазах движутся танки и пехота противника, а он хоть бы хны: нас, мол, немцы не трогают, и мы их не тронем... Просто безобразие.
Речь шла о танкистах группы Плиева. Я успокоил Котова:
— Сейчас к вам приедет «хозяин», все устроится, Григорий Петрович. А на соседа не обижайтесь, у него задача поважнее... Впрочем, «хозяин» все объяснит.
— Не в обиде дело, — горячился Котов. — Но нельзя же так. Мы вот тут вместе с Дрейером наблюдаем: колонна немецких войск движется на северо-запад, а чуть западнее танки соседа идут на юг. Как на параде...
Танкисты группы генерала Плиева не имели возможности вступить в бой с прорвавшимися на тылы 6-го корпуса гитлеровцами по той причине, что 5 апреля командующий фронтом поставил конно-механизированной группе задачу вести энергичное наступление вдоль железной дороги в направлении Одессы, по возможности не отвлекаться, не ввязываться в частные бои с противником; к исходу 6 апреля овладеть Беляевкой (сорок пять километров южнее Раздельной), оттуда выслать силовую разведку на Одессу. Григорий Петрович Котов этого не знал, и его возмущение было в определенной мере справедливым. [101]
В ту пору я еще недостаточно близко был знаком с генералом Котовым, хотя много слышал о нем, раза два встречался в штабе армии. Высокий, статный блондин, подвижной, энергичный, выглядевший гораздо моложе своих сорока двух лет, Григорий Петрович производил впечатление человека умного, волевого и смелого. Несмотря на относительную молодость, он был ветераном Красной Армии: участвовал в гражданской войне, позднее сражался с японскими милитаристами на Халхин-Голе, воевал в 1939–1940 годах с белофиннами, находился на фронте с первых дней Великой Отечественной войны. Выросший в рядах армии от красноармейца до командира корпуса, он был, что называется, военным до мозга костей, прекрасно разбирался в обстановке.
Если бы я тогда только намекнул ему о задаче, поставленной командующим фронтом конно-механизированной группе, он, безусловно, понял бы, почему танки Плиева не ввязались в бой с прорвавшейся немецко-фашистской группировкой. Но я не сделал этого, не имел права. Я только еще раз повторил:
— Встречайте «хозяина». Он скоро будет у вас. Пока же используйте части Дрейера, ни в коем случае не пропускайте гитлеровцев в район Раздельной. На соседа не надейтесь.
19
Между тем обстановка в тылу 6-го гвардейского корпуса и других наших соединений с каждым часом усложнялась. То, что в первый момент можно было принять за случайность, оказалось в известной степени закономерным.
В результате успешного месячного наступления войск 3-го Украинского фронта южноукраинская группировка противника фактически была расчленена на две части. Своим правым крылом войска нашего фронта все больше и больше прижимали полуокруженные немецкие дивизии к Днестровскому лиману и морю. Запахло новым огромным котлом. Правда, у немцев была еще надежда выбраться из котла по железной и шоссейной дорогам Одесса — Овидиополь [102] и далее через лиман к Аккерману. Но через Днестровский лиман можно было переправиться только на паромах, которые даже при непрерывном движении и самой полной загрузке не в состоянии были в короткий срок перебросить за западный берег Днестра огромную по численности вражескую группировку с боевой техникой и вооружением. К тому же паромы через лиман, как и переправы через Днестр и Кучурган, находились под воздействием нашей авиации.
Оставались еще Страссбург и Баден. Расположенные в низовьях реки Кучурган при ее впадении в Кучурганский лиман, они являлись важными оперативными пунктами, приобретшими в сложившейся обстановке огромное значение для одесской группировки противника. Вблизи Страссбурга и Бадена проходит железнодорожная ветка из Раздельной на Тирасполь и Бендеры. Сюда-то и устремились гитлеровские дивизии в надежде успеть прорваться через Тирасполь за Днестр и закрепиться на его западном берегу. Но совершенно неожиданно они натолкнулись на лавину танков и конницы генерала Плиева. Завязалась ожесточенная схватка. Немцев поддерживала авиация. Частью сил гитлеровцы перешли к обороне, а главные силы немецко-фашистское командование повернуло на Фрейдорф, Раздельную, Наксию с задачей пройти по тылам нашей армии и соединиться с тираспольской группировкой (см. схему 3).
Двум немецким дивизиям из группы, двигавшейся со стороны Страесбурга, к десяти часам 6 апреля удалось прорваться в район села Гетманцы и хутора Широкого (северо-западнее Раздельной).
Опасность для наших войск непрерывно нарастала. Неподалеку от Страесбурга авиация противника, расчищая путь своей пехоте и танкам, подвергла ожесточенной бомбардировке части конно-механизированной группы Плиева. При этом кавалерийские части понесли большие потери, главным образом в конском составе (как известно, лошади быстро погибают от контузий при бомбежке).
В штаб армии отовсюду поступали тревожные вести: «Противник просочился в тылы 188-й дивизии...», «Немцы атаковали тыловые подразделения 82-го корпуса...», «Пехота и танки врага прорвались в район [103] Гребенника, Комаровки и Понятовки...», «Ведем бой на подступах к станции Раздельная...»
Замысел немецко-фашистского командования несколько прояснился. Хотя мы еще не знали точно, сколь велики силы врага, оказавшиеся в нашем тылу, одно было бесспорно: обе немецкие группировки любой ценой стремились соединиться, чтобы совместно атаковать нас с тыла, а затем прорваться через Тирасполь за Днестр.
Позвонил подполковник Щербенко:
— Арефа Константинович, разведчики привели «языка». Не желаете допросить?
— Кто он?
— Майор, командир батальона.
— Сейчас приду.
Из показаний немецкого майора и других пленных гитлеровских офицеров выяснилось, что 294, 17, 325, 258-я пехотные и 3-я горнострелковая дивизии должны были прорваться в район Бакалово, Раздельная на соединение с другой группировкой, двигавшейся из района Наксии в направлении на Гетманцы и станцию Раздельная. В эту вторую группировку входили 76, 257, 153-я пехотные и 97-я горнострелковая дивизии.
Таким образом окончательно подтвердились наши предположения относительно замысла противника.
После допроса пленных я позвонил генералу Осташенко и потребовал немедленно поставить частям, ведущим бой с немцами в армейском и корпусном тылу, задачу ударить по гитлеровцам с севера в направлении на Гетманцы.
— Необходимо окружить и уничтожить вражескую группу, — сказал я командиру корпуса. — Есин и Русаков пусть продолжают наступать на запад в направлении Кучургана. Письменное приказание получите с нарочным. Главное — не допустить соединения гитлеровцев. Кузнецову аналогичная задача поставлена в отношении другой группы немецких войск.
Закончив разговор с Осташенко, отдал распоряжение начальнику оперативного отдела Петру Андреевичу Дикову подготовить командующему армией карту с последней обстановкой, оформить приказом задачи, поставленные мною командирам 57-го и 82-го [104] корпусов, все эти материалы с нарочным отправить генералу Шарохину на командный пункт Дрейера. Я с нетерпением ждал звонка Михаила Николаевича. Наконец он позвонил. В нескольких словах, как он умел это делать, нарисовал обстановку, сложившуюся в полосе 6-го гвардейского корпуса, спросил:
— Что нового у Кузнецова и Осташенко?
Я доложил об отданных войскам приказаниях, в частности о передаче 15-й гвардейской дивизии, находившейся в резерве армии, в подчинение командиру 82-го корпуса и о задаче, поставленной командиру 57-го корпуса.
— Все правильно, — согласился Михаил Николаевич. — Ни в коем случае нельзя позволить гитлеровцам соединиться. Надо бить их по частям. Прикажите Чиркову наступать в направлении Слободзея (северная), Раздельная, рассечь группировку врага, которая движется с юга, и во взаимодействии с Дрейером уничтожить ее. Котову я поставил задачу руководить боем основных сил его хозяйства и быстрее выходить к Днестру. Вышлите сюда самолет, чтобы перебросить Котова на новый командный пункт.
— Когда вы вернетесь к себе? — спросил я Шарохина.
— Позже. Сейчас не время.
Вплоть до наступления темноты командарм оставался в районе Понятовки, где обстановка была особенно сложной. Он лично руководил здесь боем и одновременно через штаб управлял всеми войсками армии.
Операция по разгрому войск противника, прорвавшихся в тылы армии, продолжалась и на следующий день. В ряде мест шли бои с переменным успехом. В районе хутора Широкий два полка 188-й стрелковой дивизии попали в окружение, оказались отрезанными от штаба, однако продолжали сражаться с неослабевающим упорством и отвагой. Отличные волевые качества и высокое тактическое мастерство проявил в этих боях полковник С. С. Сенин, исполнявший в то время обязанности командира дивизии. Совсем тогда еще молодой и, казалось, недостаточно опытный, он показал себя в ходе боев прекрасным командиром-организатором, зрелым военачальником. [105]
Беспримерной храбростью, отвагой, тактической зрелостью отличились в те горячие дни многие командиры дивизий, полков, батальонов, рот, взводов и отделений. Весь личный состав войск, несмотря на исключительную сложность обстановки, оказался на высоте положения: не было случаев ни растерянности, ни бестолковой суеты.
Как сейчас, помню разговор с командиром стрелкового батальона гвардии майором Федором Акимовичем Сыченко, состоявшийся вскоре после разгрома немцев в районе Бакалово. Еще до того о Федоре Сыченко, о том, как он со своим подразделением с ходу атаковали на подступах к Бакалово чуть ли не целый немецкий полк и одержали победу, я узнал в штабе дивизии.
Я предполагал увидеть лихого, самоуверенного храбреца-великана, а между тем Федор Акимович оказался худощавым молодым человеком, никак не похожим на забияку, которому, как говорится, море по колено. Когда я заговорил с ним и назвал себя, он несколько смутился.
— Разрешите доложить, товарищ полковник! — сразу как-то подобравшись, обратился он ко мне. — Вверенный мне батальон...
— Вверенный вам батальон отдыхает после боя. Не так ли, товарищ майор? — помог я Сыченко.
— Так точно, товарищ полковник. Отдыхает.
— Расскажите, товарищ майор, как это вы решились с ходу атаковать более чем в два раза численно превосходящего противника?
— Не мог я иначе поступить, товарищ полковник, — ответил майор. — Народ у меня в батальоне боевой, храбрый, вот и решили рискнуть.
— А все-таки как было дело?
— Все очень просто. Километрах в трех от Бакалово разведчики донесли мне, что в село с севера движется большая колонна пехоты противника с артиллерией. А дело было на рассвете, стоял густой туман. Гитлеровцы, видно, здорово устали и продрогли. Ну мы и атаковали. Внезапно атаковали, — повторил он. — От неожиданности немцы растерялись. Теперь они вообще стали очень нервными, не то что в начале войны. Побежали с дороги в поле, оставив раненых [106] и убитых. Вскоре, правда, оправились от испуга — залегли, начали отстреливаться, ввели в дело свою артиллерию. Если говорить откровенно, нам тоже пришлось туго. В течение дня отбили семь контратак. К вечеру подошли другие подразделения нашего полка, помогли добить противника. Вот и все, товарищ полковник. Мы — гвардейцы, а гвардейцам не пристало бояться численно превосходящего врага.
С такой же отвагой, как гвардейцы батальона майора Сыченко, дрались с врагом все воины армии. Вокруг вражеских группировок все теснее смыкалось плотное кольцо наших войск. Утром 7 апреля немецко-фашистское командование предприняло попытку выручить оказавшиеся в котле дивизии: бросило против нас значительные силы авиация. Особенно жестокой бомбежке подверглись поселок и станция Раздельная. Гитлеровцы, по-видимому, считали, что именно там им удастся пробить брешь. Но они не достигли успеха.
К исходу 7 апреля участь вражеской группировки, прорывавшейся через наши тылы с юга, была окончательно решена. За два дня боев соединения и части 37-й армии, действуя на ряде участков вместе с частями конно-механизированной группы, истребили более четырех тысяч вражеских солдат и офицеров, захватили несколько тысяч пленных, шестьдесят три танка, пять тяжелых самоходных установок «фердинанд», двести четыре полевых орудия, три железнодорожных эшелона с военным имуществом, склады с боеприпасами, горючим и продовольствием, большое число автомашин и повозок.
Из пяти немецких дивизий только отдельным небольшим группам удалось пробиться в район Тирасполя и несколько позже переправиться через Днестр.
Когда утром 8 апреля мы с Феодосием Семеновичем Щербининым ехали по широкой долине от Понятовки к Фрейдорфу, откуда гитлеровцы начинали прорыв, на обочинах дороги продолжали дымиться десятки сожженных вражеских танков и автомашин, темнели брошенные пушки, разбитые повозки, бродили беспризорные лошади. А между всем этим железным хламом валялись трупы вражеских солдат и офицеров. Порывы весеннего ветра поднимали, кружили [107] и разбрасывали по вспаханному снарядами полю документы штабов разгромленных немецких частей.
20
Не суди, да не судим будешь...