Чем дальше от нас отстоят события давно минувших дней, тем ценнее свидетельства их очевидцев, тем более, непосредственных участников. Несколько лет назад полковник в отставке Борис Ильич Богачев дал мне прочесть воспоминания своего отца - Ильи Ивановича Богачева, который в период героической обороны Одессы командовал стрелковым полком. Этот бесхитростный рассказ особенно ценен тем, что позволяет открыть малоизвестные страницы 73-дневной эпопеи, давно уже ставшей нашей легендой. Наверное, даже для ветеранов воспоминания И. И. Богачева будут в высшей степени познавательны, не говоря уже о людях более молодых поколений.
Не только голос диктора на рассвете 22 июня 1941 года разбудил жителей страны, отдыхавших после трудовой недели. Граждане были подняты со своих постелей гулом и грохотом выстрелов зенитных орудий и разрывами снарядов в воздухе.
Начало войны застало меня в должности военного комиссара Ворошиловского (затем - Центрального) района города Одессы. Одновременно, в соответствии со своей должностью, я исполнял общественную обязанность - входил в состав членов бюро районного комитета компартии большевиков. С первых же часов нападения задачей военных комиссариатов стало проведение плановой, а потом повторной мобилизации военнообязанных старших возрастов в Красную Армию (РККА) и Военно-Морской Флот, направление многотысячного состава офицеров, младших командиров и рядовых, проживающих в районе, на пополнение уже имевшихся и формирование новых воинских частей. Необходимо было также мобилизовать автотранспорт и направить его в воинские части, отобрать военнообязанных с высшим и средним образованием, которых мы обычно направляли в военные училища. В первые же дни были развернуты сборные пункты в огромных помещениях институтов - водного, педагогического и связи, средних школах и в здании самого военкомата на Комсомольской улице (сейчас - Старопортофранковская). Работа по мобилизации протекала организованно. Призывники в указанное время являлись в войсковые части и сборные пункты военкоматов. Чувство высокого патриотизма особо ярко было выражено у молодежи непризывного возраста, в том числе у женщин и девушек. С первого же дня войны здание военкомата осаждали целые группы патриотов с настоятельной просьбой зачислить их добровольцами и отправить на фронт.
Приходилось на шум и крики выходить из кабинета и беседовать с людьми. Особые трудности были с просьбами женщин и девушек. Призыв их, кроме врачей и медсестер, не был запланирован. А они напирали, не давая работать. Мои обращения по этому вопросу в облвоенкомат заканчивались резкими репликами: "Занимайтесь главным". Потому на свой страх и риск связывался с военными комиссарами частей, политотделами дивизий, писал им записки с просьбой принять по возможности добровольцев и зачислить их на службу. Так были направлены в войска многие девушки, впоследствии героически сражавшиеся с врагом, в их числе была и Нина Онилова - впоследствии знаменитая на весь мир женщина-пулеметчица, Герой Советского Союза, именем которой названа одна из улиц Одессы.
Припоминается такой случай. В огромном зале на верхнем этаже водного института расположились на ночь прямо на полу несколько сотен военнообязанных. Поздно вечером ко мне в военкомат пришла от них делегация с просьбой отпустить на ночь домой. Они пообещали, что утром все прибудут в институт. Убедившись в серьезности их намерений, я дал на это разрешение. Ночью, пробив крышу, в зале разорвалась большая бомба, но там никого не было. Меня пронял холодный пот, когда я представил себе, что было бы, если б призывники остались на ночь в зале.
В июле 1941 года, по завершении мобилизации, я был отозван в штаб Приморской армии и назначен командиром 3-го стрелкового полка 421-й Одесской добровольческой дивизии.
Мое участие в обороне Одессы можно разделить на два периода. Первый - июнь-август 1941 года, когда я занимался формированием третьего стрелкового полка Одесской стрелковой дивизии, подготовкой подразделений полка к боевым действиям. Второй - сентябрь-октябрь 1941 года, когда я руководил подготовкой к обороне ближних подступов к Одессе в западной части города - Пересыпи.
Вверенный мне третий стрелковый полк был сформирован в первой половине июля, в период напряженных оборонительных боев частей Приморской армии, из последних ресурсов способных защищать родной город.
Полки нашей дивизии не получили прямого оперативного задания, да и по своей оснащенности боевой техникой и степени боевой выучки не смогли бы успешно выполнить его. Поэтому части дивизии, в том числе и подразделения моего полка, вели боевые действия с просачивающимися или высаженными с самолетов группами противника на отдельных направлениях - севернее Дальника, в Холодной Балке, Балке Фомина, ст. Дачная и в районе ст. Выгода. Зато эти части, приобретая боевой опыт, в дальнейшем послужили хорошим резервом для Приморской армии. Занимая участки обороны во втором эшелоне, они под артиллерийским огнем и бомбежками противника овладевали необходимыми навыками боевых действий и в конце концов в третьей декаде августа влились в боевые части 25-й Чапаевской и 95-й стрелковой дивизий.
Во вверенный мне полк вошли истребительные батальоны Ворошиловского и Ленинского районов, а также отдельная истребительная рота Одесского сельского района, формирования МПВО города, группы милиции и пожарной охраны, стекавшиеся в Одессу из занятых врагом районов области (до 80 человек), и пополнение, пришедшее по партмобилизации (до 60 человек). Контингент разношерстный, много необученных. Были и негодные к воинской службе. Помню одного такого Главацкого, который в Одессе стал пулеметчиком, в Севастополе отличился и стал Героем Советского Союза, а в конце войны - командиром стрелкового полка. Все воины моего полка горели одним желанием - не допустить врага в Одессу. И это увеличивало нашу силу, стойкость. Штаб полка в основном был укомплектован офицерами того же Ворошиловского райвоенкомата, за исключением начальника штаба, должность которого занял военрук одного из институтов Одессы капитан Шаталов. Военным комиссаром был старший батальонный комиссар Александр Васильевич Балашов.
Вооружены мы были слабо. Поскольку основная сила полка состояла из бывших истребительных батальонов, у них остались боевые винтовки, пулеметы, гранаты. Но у многих были и малокалиберные винтовки. Влившиеся в полк милиционеры имели винтовки и автоматы. Артиллерии полк не получил. Было дано несколько тяжелых минометов, но и те без тяговой силы и без мин. Полевых средств связи не было. Интендантское снабжение - обмундирование, снаряжение - было заботой местных советских органов, потому оказалось разношерстным: сапоги, ботинки с обмотками и даже без обмоток, шинели, бушлаты, стеганки, телогрейки. Полк не имел даже походных кухонь. На переукомплектование и боевое сколачивание полка я занял здание на территории бывшего полуэкипажа военно-морской базы в районе 2-й Заставы.
25 июля для обороны вторым эшелоном полк занял участок, где справа - село Усатово, а слева - хутор Бурда и рабочий поселок Застава. Тыльной границей участка была 2-я Застава. Штаб оставался в районе казарм военно-морской базы.
До половины августа подразделения полка, находясь в окопах под бомбежкой и артобстрелом врага, несли службу сторожевого охранения на широком фронте (в связи с тактикой врага - выбрасыванием десантных групп и просачиванием их вглубь, в тылы Приморской армии). Одновременно продолжалось и обучение подразделений боевым действиям: огневая подготовка, рытье окопов, сооружение ходов сообщения и др.
Ввиду недостатка в полку боевых винтовок и пулеметов я через военного коменданта станции Застава организовал снабжение рот трофейными винтовками и боеприпасами. В ротах отдельные подразделения обучались действиям с вражеским оружием, благо, патронов к этому оружию было предостаточно.
Одновременно шла учеба по применению "бутылочного огня". Город, комсомол хорошо снабжали нас бутылками с воспламеняющейся при ударе жидкостью. Вначале "бутылочный огонь", предназначенный главным образом для борьбы с танками противника, не вызывал у бойцов воодушевления. Но после проведенного мною для командного состава полка показательного занятия по применению огня, а потом показательных занятий в каждом батальоне, бойцы рот, наблюдая воспламенение, горение и деформацию сельхозорудий, послуживших объектами демонстрации, остались довольны. Настроение приподнялось. В окопах переднего края и резервных подразделений батальонов, в каждом отделении оборудовались ниши для накопления и хранения бутылок с жидкостью. Полку было выделено несколько тысяч бутылок. Многие бойцы с гордостью заявляли, что теперь танки врага не пройдут.
С середины августа обстановка на фронте осложнилась. Противник, тесня не получавшие пополнения наши части, все ближе подходил к Одессе.
8 августа Одесса была объявлена на осадном положении.
10 августа враг из района Березовки прорвался к Тилигульскому лиману между Очаковом и Одессой.
13 августа, наступая вдоль восточного берега этого лимана, противник вышел на побережье Черного моря. Одесса и ее защитники оказались на "малой земле", поддерживая связь со страной только морем и по воздуху.
Одновременно противник усилил нажим на Северо-западном и Западном направлениях.
В середине августа не раз создавались критические моменты в районе ст. Дачная-Выгода, где противник стремился прорвать стык флангов 25-й и 95-й стрелковых дивизий и через этот прорыв ринуться к Одессе.
22 или 23 августа вечером я получил приказ в течение одной ночи перебросить батальон, усиленный огневыми средствами, в район ст. Выгода, чтобы в случае успеха противника на этом участке ликвидировать прорвавшиеся группы. Как только наступили сумерки, был подан подвижной состав на ст. Застава для переброски батальона с заданием достичь указанного района, выгрузиться, занять оборону, немедленно отправить пустой подвижной состав, не подвергая его артобстрелу. Все это надо было сделать до рассвета.
Неплохо поработали командиры батальона и рот. Особо отмечаю энергичность действий моего заместителя по материальному обеспечению тов. Басса Д. У.: эшелон был разгружен в несколько минут. Бойцы выходили в двери, имущество выгружалось в окна вагонов. Пока роты занимали район обороны, подвижной состав быстро скрылся за холмами в направлении ст. Дачная. Вслед ему засвистели снаряды, но уже было поздно, состав успел убыть.
Вспоминается один эпизод, связанный с нашим движением по железной дороге. Начальник станции Дачная, старичок маленького роста, но с большущей бородой, запретил дальнейшее движение состава, сказав, что впереди пути разобраны. Мои просьбы и даже угрозы не подействовали, не дает он команды - и машинист не едет. Но уже были первые проблески рассвета, я мог к указанному времени не выполнить распоряжения и погубить личный состав. Пришлось силой увести начальника станции с путей и под дулом пистолета, направленного на машиниста, заставить его двинуть состав вперед. Не доезжая 1,5 км до ст. Выгода, мы обнаружили, что пути и в самом деле разобраны. Но до места назначения было уже близко.
С рассветом началась и боевая жизнь - кое-где воздух прорезали артснаряды противника, стали рваться мины. В лощине, поросшей кустарником, вдоль полотна железной дороги появились и группы солдат противника, ведя беспорядочную стрельбу из автоматов. Вскоре запели и мины врага в районе обороны батальона. Но роты уже хорошо освоили свои участки, окопались, сориентировались и встретили врага дружным пулеметным огнем. Не ожидая сильного огневого сопротивления, неприятель замешкался и отступил. 18 человек погибли и более 50 бойцов были ранены от минометного огня противника. У командира этого батальона осколками мины была раздроблена вся кисть левой руки.
К вечеру того же дня батальон был влит в 95-ю стрелковую дивизию.
27 и 28 августа я передал и другие два батальона, но уже в 25-ю Чапаевскую дивизию.
30 августа я получил новое назначение - начальником 2-го сектора обороны города. Задача - готовить уличные бои в Одессе.
Начало войны застало Илью Ивановича Богачева в должности военного комиссара Ворошиловского (в будущем - Центрального) района Одессы. Затем он был назначен командиром третьего стрелкового полка Одесской стрелковой дивизии. 30 августа 1941 года И.И.Богачев получил новое назначение: начальником второго сектора обороны города. Среди главных его задач - готовить ближние подступы и западную часть города - Пересыпь к уличным боям. Об этом шла речь в первой части воспоминаний полковника И. И. Богачева, которые передал нам его сын - Борис Иванович Богачев.
В штабе 82-го укрепрайона (УР), который превратился в штаб обороны города, уточнили мой сектор. На второй день я приступил к выполнению своих новых обязанностей. Работы по возведению инженерных сооружений на ближних подступах к городу и в самом городе возглавляли начальник инженерной службы Приморской армии генерал-майор Хренов (впоследствии Герой Советского Союза) и комбриг Дмитрий Петрович Монахов (начальник гарнизона). Военным комиссаром 2-го сектора обороны был при мне Александр Александрович Ерихимович. Это был политически подготовленный, принципиальный и настойчивый руководитель. Он быстро наладил деловые отношения с руководством Ворошиловского и Ленинского районов города - первыми секретарями райкомов тт. Луценко и Маргуновским - и через них хорошо обеспечивал сектор рабочей силой в количестве 1000-2000 человек ежедневно. Мне были приданы 15 офицеров- инженеров, которые практически и осуществляли руководство по возведению всех оборонительных сооружений.
Район 2-го сектора обороны города включал в себя весь Ленинский район, за исключением Слободки и полей орошения. Штаб 2-го сектора был размещен в здании завкома 1-го хлебозавода. Для ведения уличных боев в наш сектор должна была войти 421-я дивизия, штаб которой находился на территории склада "Стальсбыт".
В процессе работ по возведению оборонительных сооружений командование этой дивизии несколько раз консультировало нас, давая советы, где и что для возможных боевых действий должно быть сооружено. В общем, в нашем секторе обороны сооружались и до последних дней боев в Одессе совершенствовались:
- артиллерийские позиции для укрытого расположения артполка на Жеваховой горе;
- система ружейно-пулеметного огня в рабочем поселке завода "Большевик" на той же горе;
- оборонительные сооружения на плотине Хаджибейского лимана.
На всем его длинном протяжении сосредоточились целые пирамиды мешков с песком на случай разрушения плотины бомбежками и артогнем, вследствие чего воды лимана могли хлынуть на поля орошения, угрожая затоплением Ленинского района;
- одновременно от плотины лимана в направлении Жеваховой горы сооружался канал, имевший целью отвод в него вод лимана;
- поля орошения и имевшиеся на этой территории здания приспосабливались к обороне - сооружалась целая система огня, запасные огневые позиции. Все сточные каналы полей орошения и имевшиеся там дороги-проезды приспосабливались к ведению кинжального огня из пулеметов и огнеметов;
- в глубине сектора обороны на Пересыпи улицы Московская, Богатова, Деда Трофима и многие другие приспосабливались к ведению уличных боев: сооружались баррикады (на Московской улице баррикада пересекала улицу у электростанции, на остальных улицах места баррикад не помню). Здания завода им. Дзержинского, электростанции, сахарного, маслозавода и другие крупные сооружения и многие жилые дома приспосабливались к обороне: закладывались дверные проемы, окна и балконы оборудовались под бойницы.
Создавалась система огня по крупным скосам насыпи полотна портовой ветки железной дороги на протяжении от суконной фабрики на Слободке и до станции Бахмач на Пересыпи. Укреплялись виадуки мостов к улице Московской и 20-й линии трамвая, вдоль западных скосов насыпи портовой ветки сооружались окопы. Одновременно и в самой насыпи полотна железной дороги, пересекая ее, рылись траншеи для сообщения с тылом - доставки боеприпасов, пищи, медикаментов и выноса раненых. Траншеи должны были до минимума сократить наши потери от огня противника, чего нельзя было бы достигнуть, если бы сообщение с тылом (городом) шло по поверхности этой высокой насыпи. В то же время нам была поставлена другая задача: сохранить рельсовый путь для беспрепятственного движения поездов-летучек к фронту и обратно. Это значительно осложняло работу. Траншеи под рельсами отрывались прямыми, не защищенными сверху от осколков и мин.
В один из дней к нам прибыл генерал-майор Хренов. Посмотрев нашу работу, он приказал собрать всех офицеров - руководителей работ. Указав на гибельные последствия такой формы сооружаемых траншей, генерал начал нас учить, как надо их делать, чтобы сохранить и рельсовый путь на поверхности насыпи, и уберечь бойцов от лишних потерь при артиллерийском, минометном и пулеметном обстрелах врага. Пользуясь его указаниями, мы начали рыть траншеи не прямыми, а зигзагообразными, а сверху, под рельсами, прикрывали полотно надежными, защищенными не только от пуль, но и от осколков мин и снарядов, сантиметровой толщины стальными листами.
Сооружались баррикады, пересекающие спуск с улицы Пастера к Московской, и на Херсонском спуске, что ведет к кольцу трамваев № № 2, 3, 20 и 30.
С приближением фронта к городу и создавшейся угрозы ведения уличных боев я получил распоряжение о выводе всего оставшегося в районе населения в восточные окраины города, к побережью нынешних Киевского и Приморского районов. Однако жители в большинстве своем самовольно возвращались обратно. Их тянуло назад. И, несмотря на строгие указания, они только создавали видимость переселения. Одним из мотивов такого поведения было объяснение: какая разница, где погибнуть, лучше уж в своем углу. Это создавало и мне, и офицерам 2-го сектора массу трудностей, ведь многие из жилых домов предназначены были к ведению уличных боев. И когда мы все же приспосабливали эти дома (квартиры) для ведения огня, граждане все равно стремились расположиться поблизости от своих очагов.
В третьей декаде сентября началась работа по комплектованию людьми гарнизонов баррикад и других узлов сопротивления. К этим объектам прикреплялись стрелки, пулеметчики, огнеметчики, гранатометчики, совершенствовалась система огня и его взаимодействия, уточнялись сектора обстрелов. Укреплялись места расположения защитников баррикад. Тренировались связисты живой связи (телефонов не было). Изучали скрытые, а также и обходные пути доставки донесений. Таким же порядком бойцы санслужбы, преимущественно женщины, работавшие ранее в больницах и поликлиниках города, накапливали медсанимущество на пунктах оказания первой помощи. Где только они и каким чудом изыскивали его, было их тайной. Но медсанимущества было накоплено более чем достаточно.
В первой декаде октября началась работа по закладыванию мин на полях орошения, подготовка к подрыву электростанции и других крупных заводских объектов.
Но я уже не руководил этими работами - 28 сентября был контужен и выбыл из строя.
Нельзя не сказать о том, что вся эта, на первый взгляд, скромная работа тысяч людей, участвовавших в возведении оборонительных сооружений, и сотен защитников баррикад и узлов сопротивления протекала под ежедневным методическим артобстрелом и бомбежками.
Каждый день тысячи женщин, стариков, школьников под руководством офицеров строили укрепления - противотанковые рвы и надолбы, эскорты - крытые срезы холмов, которые простреливались сбоку артиллерией и пулеметами, а подходы минировались. Оборудовали пулеметные гнезда, огневые позиции для артиллерии, окопы для стрелков, проволочные заграждения, опорные пункты в каменных зданиях, около сотни уличных баррикад, восстанавливали старые и создавали новые артезианские колодцы.
Лично мне по долгу службы приходилось бывать в разных точках обширнейшей территории сектора обороны - консультировать, проверять, давать указания. И, как говорят, судьба улыбалась мне, если, часто попадая под массированный огонь артиллерии противника и бомбежки с воздуха, я все же до конца сентября оставался в строю. Хотя смерть ходила рядом. Два-три раза в неделю, к концу дня, я обычно проводил совещания офицеров в своем штабе на хлебозаводе.
Район Пересыпи, складов "Стальсбыта", завода Дзержинского и хлебозавода простреливался артогнем врага. Свернув работу совещания, я приказал офицерам немедленно направиться к своим объектам, а сам с комиссаром тов. Ерихимовичем пошел в столовую хлебозавода. Эта столовая была расположена в производственном корпусе, напротив нашего штаба. Пройдя дворовую площадь, покрытую булыжником, мы начали спускаться вниз по лестнице в столовую. В это время снаряды врага достигли территории хлебозавода. Один снаряд взорвался в центре двора между зданием завкома и производственным корпусом. Свист осколков, лязг стекла окон заставили нас побежать к штабу. Войдя в помещение, мы увидели такую картину: стол, за которым мы минуту назад сидели, исщеплен осколками снарядов, мой бинокль изуродован и со стола перекочевал на кровать. Новенькая шинель комиссара, висевшая на стене напротив окна, вся изрезана осколками. Задержи я офицеров еще на несколько минут, большинство из нас, видимо, стали бы жертвой этого обстрела.
28 сентября я был контужен взрывной волной взорвавшейся неподалеку авиационной бомбы в районе ст. Бахмач на Пересыпи. При артобстреле я был придавлен рухнувшим на меня козырьком окопа земляной насыпи. Двое суток пролежал в небольшом укрытии около своего штаба на хлебозаводе. Но ввиду ухудшения состояния был доставлен в полевой госпиталь, который находился в здании мединститута.
Но что это было за лечение! Меня держали на строгом постельном режиме и утоляли боли частыми уколами. Территория госпиталя подвергалась артобстрелу врага. Ходячие больные при этом уходили в укрытия - подвальные помещения здания.
Я вынужден был лежать в палате. Однажды в нашем корпусе снарядом была пробита стена. Снаряд разорвался в коридоре. Осколки его полетели в двери палат. Все покрылось пылью. Двери воздушной волной были втянуты внутрь палаты и не открывались, окна остались без стекол. Холодно. Я лежу один, накрытый с головой одеялом. Принесенная мне пища покрылась пылью и была несъедобной. Да и какая тут еда! Через несколько суток в нашем корпусе авиабомбой пробило перекрытие здания. Бомба, достигнув подвала, не взорвалась. Старший инженер штаба обороны города майор Минровский, прибывший с минерами по моей просьбе, в тот же день обезвредил эту бомбу. Я рвался из госпиталя, ибо на участке было куда спокойнее, но не мог ходить.
10 октября прибывший ко мне в госпиталь знакомый офицер штаба армии по секрету сообщил, что войска Приморской армии уже перебрасываются через море на оборону Севастополя. Одессу приказано оставить без боя.
12 октября я с последней партией раненых был вывезен теплоходом "Грузия" в Севастополь.
Особо запомнился мне один эпизод. Среди частей, оборонявших Одессу, была и 1-я кавалерийская дивизия. При эвакуации лошадям на пароходах место не нашлось, и сотни лошадей были расстреляны, чтобы не достались врагу. Такова суровая необходимость войны. Уже в Севастополе я узнал, что туда перебросили всех офицеров Ворошиловского райвоенкомата. Большинство из них погибли при обороне города. Некоторые застрелились, чтобы не попасть в плен.
Прошло почти четыре года. В январе 1945-го мне была вручена медаль "За оборону Одессы" с изображением солдата и матроса с винтовками наперевес, идущими в атаку на фоне одесского маяка.
